Последние обряды

Ящерица засмотрелась на восходящее солнце и едва успела понять, что её вот-вот раздавят. Судорожно метнулась в сторону – и туда, где она только что лежала, тяжело опустилась нога в высоком пыльном сапоге. Ещё мгновение – и рядом появилась лапа дуротарского тигра. Рука хозяина в зашорканной перчатке с открытыми пальцами легонько потрепала холку зверя. Светло-зелёную кожу орка покрывали следы многочисленных укусов и царапин.

Затем хозяин присел на корточки и что-то поднял с земли. На ладони лежал плоский гладкий камушек.

– Значит, она всё-таки высохла, – вздохнул он, переворачивая гальку указательным пальцем.

Хозяин и тигр стояли в высохшем русле некогда широкой, полноводной реки. Теперь от неё не осталось даже ручейка. Тигр потянулся и зевнул.

Меняется всё. И свидетельством тому – эта умирающая саванна, навсегда потерявшая давшую ей жизнь реку. Скоро здесь будет только солончак… Орк вздохнул ещё раз, широко замахнулся и со всей силы кинул гальку по направлению к истоку, из которого ничего уже не проистекало.

Меняется всё. Ещё прошлой осенью он бы и не подумал, что будет так жаль, если это место погибнет. Теперь же орк с досады крепко ударил правым кулаком по засохшей грязи перед собой. Тигр сочувствующе заурчал, прижимая голову к боку хозяина.

Чуть впереди и в стороне клевали чью-то тушу стервятники. Орк раздавил в кулаке только что поднятый грязепылевой комок, решительно натянул тетиву…

Меняется всё. Никогда он не ел мясо грифа, пованивающее хуже, чем самые грязные тупички Волока. Но голод берёт своё – а другой добычи, похоже, здесь не найти. Наспех запечённая в углях грифятина лезла в горло с трудом. Сидя под засохшим деревом и глядя на труп реки, орк вспоминал всё, что говорилось об этих водах год назад… Или больше года?

– Друид… Они и уходят как будто растения. Да, Жругр.

Услышав своё имя, тигр повернул к хозяину перемазанную птичьей кровью морду и облизнулся.

Меняется всё. Но порой – слишком уж стремительно. Сколько времени летит мушкетная пуля, пущенная тераморцем с полсотни шагов? Сколько времени нужно стреле, чтобы долететь до его лица? Сколько времени нужно жизни, чтобы покинуть тело с простреленной шеей?

– Как срубленные деревья…

Орк вскочил на ноги и выпустил стрелу в соседнее дерево. Потом – в другое, стоящее дальше. Друид… Дереву не страшна стрела. Это больно и неприятно – но жить можно. А пуля… Печально известная тераморская пуля, про которую гоблины говорили страшные слова «смещён центр тяжести». И летящая слишком быстро – против неё бесполезно делать кожу дубовой.

– Пойдём, Жругр. Найдём его, тут недалеко уже…

Пальцы левой руки сжимаются и разжимаются в такт ходьбе. Правая стиснула лук до боли в запястье.

Меняется всё. И тёплые, даже горячие когда-то губы – стремительно холодеют при последнем поцелуе… И ни один шаман не может ничем помочь. «Смещён центр тяжести»… И родившаяся в вольных степях становится землёй, питающей тераморские растения.

И тигр бросался на врага грудью, защищая хозяина. И орк готов рвать голыми руками кого угодно за своего спутника, боевого друга. Но даже вместе они не смогли защитить ещё одну жизнь. Вытаскивавшие друг друга из жестоких схваток, залечивавшие раны друг друга. Всегда вместе – орк и тигр. Только это не меняется никогда. Потому что когда изменится – одному из них точно будет уже всё равно.

Остальное – всё меняется. «Смещён центр тяжести». Чей дьявольский ум породил такой кошмар? Как можно стрелять этим в женщин? Война, да… Но война давно уже стала бесчестной. Потому что меняется всё.

Одно чахлое дерево. Другое. Третье… Шаг за шагом – дерево за деревом. И вырезанные на коре имена: «Назымбек и …». Орк закрыл надпись рукой, закусив губу. Ещё ниже, оставшись неприкрытым, вырезано уже не так умело – рукой тауренки: «вместе, как эта саванна и эта река».

Друид… Неужели она не понимала, насколько коротка может быть жизнь реки? Орк достал из-за пояса скальп с жидкими тёмными волосами мушкетёра и крепко привязал его к сухой ветви. Отступил, посмотрел, как треплет эту головную поросль ветер. Вновь подошёл к дереву, обнял его и поцеловал то место, где было вырезано её имя…

* * *

Кабестанский кабак, пьяные гоблины, дальний угол с тлеющим огарком на столе. Седой таурен, глушащий вторую бутылку «глубинной бомбы». Горбоносый гоблин с рваным ухом прекрасно видел, что скоро этот посетитель потребует ещё. Они приходили сюда вместе: таурен и орк с тигром. После короткого разговора таурен много плакал – а потом, когда орк ушёл на пристань, остался здесь. Чтобы напиваться.

Уловив ход мыслей кабатчика, супруга от души заехала гоблину шваброй по макушке.

– Даже не думай! Третья «бомба» его точно свалит, имей совесть!

Таурен допил бутылку. Потом он ревел, что нужно ещё. Ничего не получив, сломал лавку о стену и ушёл, пошатываясь. За сутки он протрезвеет. Вернётся ещё или нет – его дело.

* * *

Тераморские мурлоки давно доели разбросанные далеко по побережью части тела какого-то светлокожего. Руки, ноги, освежёванная голова, разрубленное натрое туловище… Всё это было найдено ими в совершенно разных местах. Часть обглоданных костей выбросили в болото, потому что море мурлоки любили и не замусоривали его остатками еды. Из самых крупных костей сделали оружие и полезные в хозяйстве скребки. А череп мудрый оракул утащил в общую груду и воскурил в честь этого священные водоросли.

* * *

Орк сошёл с корабля в бухте на самом юге восточного материка, населённого ненавистными врагами. Вечерело, тень от раскинувшего руки каменного гоблина наползала на портовый городок. Где-то за джунглями и горами, на севере, находился их главный город из камня, засиженного гадящими похлеще любых других летающих созданий грифонами. В одиночку туда нечего и мечтать соваться – но есть же множество более мелких поселений. С них орк и начнёт. В конце концов, где-то в тех краях ещё должны находиться остатки клана Чёрной Горы – так что орк и тигр не будут одиноки в этой большой охоте. Даже если в этом порту не найдётся компаньонов.

– Идём, Жругр. Чем больше «мастеров» мы убьём – тем меньше ужасов будет на грядущих войнах.